За годы борьбы СССР с фашизмом православные священники и их приходы делом доказали и свой патриотизм, и лояльность к советской власти. На освобожденной Украине, как и во всей стране, началось восстановление разрушенного войной народного хозяйства, в том числе монастырей и храмов. Светские и религиозные организации даже нашли общие для сотрудничества сферы. Верующие граждане получили основания думать, что тяжелые испытания их веры на прочность позади, а впереди – лишь закрепление дружественного союза Церкви и государства. Не зря военное и послевоенное время в Стране Советов назовут «оттепелью» в религиозном вопросе. Большинство достижений этого периода перечеркнет другая «оттепель» – Хрущевская, которая ознаменуется многолетней и масштабной антирелигиозной кампанией. Но до этого еще не один год, а пока архивные источники возвращают нас в только наступившее послевоенное время, когда проявились лишь первые признаки грядущего охлаждения к Церкви со стороны правительства. Уже в первом полугодии 1946 года, отмечая в своих отчетах рост религиозности населения, областные уполномоченные Совета по делам Русской Православной Церкви при Совмине СССР (далее – Совета) сообщают об этом высшим органам в форме «сигнала», как о нежелательных проявлениях на местах.
Религиозный восторг отдельных граждан чреват массовой реакцией?
В отчете уполномоченного по Сумской области читаем: «Следует отметить, что в этом году особенно сильное стремление верующих проявляется в настойчивых ходатайствах о разрешении крестных ходов на поле, к кринице, к колодцам и так далее». Уполномоченные Совета по областям Украины называют эти просьбы не иначе как «необоснованные притязания верующих».
«Так, например, гражданка Любченко Василиса Григорьевна хутора Радьковки Зотанского района явилась ко мне с ходатайством о том, чтобы разрешил «крестный ход» к кринице. После объяснения ей, что совершать крестные ходы не разрешается, она сказала, что ей так и говорили на месте. Но нашлись такие верующие, которые настаивали, чтобы она все-таки сходила в область.
Гражданка Любченко – средних лет, скромная. Поблагодарила за разъяснение и ушла без выражения какого-либо недовольства или обиды. Когда разговор с нею был закончен, она с очень сильным восторгом начала рассказывать, какую она невыразимо глубокую переживает радость и поделится ею со своими односельчанами. Оказывается, она была во время церковной службы в Преображенском соборе. И все, что она видела и слышала там, произвело на нее очень сильное впечатление. «Боже, как хорошо, как хорошо». Не то, что у нас на селе. Вот уже будет что рассказать».
Взятые под протокол для рядового отчета, эти фразы являются живым свидетельством того, насколько глубока и жизнеспособна была православная вера в сердцах простых советских людей, особенно женщин. Пример наглядно подтверждает, что спустя десятилетия активной антирелигиозной пропаганды в стране посещение богослужений по-прежнему вызывает сильные эмоциональные порывы в христианских душах жителей Украинской ССР. Сумский же уполномоченный обращает внимание руководства на рассказ посетительницы с совсем иных позиций, как бы посылая «сигнал»: «И, конечно, она, возвратившись домой, долго будет говорить об этом. Вот как церковь своей обстановкой, пением, действиями и одеянием служителей церкви сильно влияет на посещающих ее» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 101. Л. 29). Положительный пример религиозного восторга заразителен для масс, предупреждает тем самым чиновник, ведь каждому сознательному представителю органов ясно, что массовое посещение храмов, хоть и официально разрешенное, явление в СССР не поощряемое.
Слишком осмелели?
Уполномоченные обеспокоены и тем, «что если в 1944 году в некоторых селах освободили клубные здания без всяких жалоб и обращений», то в отчетном периоде такого послушания уже не наблюдается. Речь идет, как правило, о помещениях, отобранных у церковных приходов в довоенный период и снова занятых верующими в годы оккупации. Причем жалобы и ходатайства верующие пишут не только уполномоченным Совета, но и людям особого статуса, например, депутату Верховного Совета СССР, трижды Герою Советского Союза Ивану Кожедубу.
«Притязания со стороны верующих и отчасти самого духовенства в этом году приняли довольно широкий размах, путем постановки этих вопросов перед Райисполкомами и Уполномоченными, вплоть до посылки делегаций-ходоков за получением разрешения на это», – отмечает уполномоченный по Херсонской области. (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 101. Л. 81-88).
Не раз в документах звучит это слово – «притязания». То землю просят выделить для организации церковного подсобного хозяйства, то ходатайствуют о разрешении на приобретение домов для церковных нужд, то представленные взамен отобранных помещения им не нравятся, а то требуют стройматериалы из государственных фондов для постройки молитвенных зданий, сетуют чиновники. Но что уполномоченных так удивляет? За годы гонений на веру, ограничений в совершении молебнов и крестных ходов, отъема зданий, прочих запретов прихожане научились, как минимум, знакомиться с решениями правительства, например, с Постановлением СНК СССР от 1 декабря 1944 года № 1643- 486/с. «О православных церквах и молитвенных домах» и такой его формулировкой:
«Совнаркомы Союзных и автономных республик, областные и краевые исполкомы вправе, в случае необходимости, освобождать помещения государственных и общественных учреждений (школы, клубы, детские, лечебные учреждения и т.п.), занятые в период немецкой оккупации под церкви и молитвенные дома, после того, как религиозные общины подыщут на правах аренды другое соответствующее помещение для отправления богослужения, или таковое будет им предоставлено местными органами власти». При этом верующие уяснили, что без согласования с Советами местные руководители не могут отбирать упомянутые помещения: «В тех случаях, когда указанные государственные и общественные учреждения размещались в бывших церковных зданиях, в период немецкой оккупации эти здания были заняты религиозными общинами, вопрос об освобождении этих зданий должен разрешаться по согласованию с Советом по делам русской православной церкви при Совнаркоме Союза».
Показательная реакция
Доклад уполномоченного по Сталинской (позднее – Донецкой) области содержит целый раздел «О священниках и диаконах особенно скомпрометировавших себя неблаговидными поступками в служебном и бытовом отношениях – пьянством, развратом, присвоением церковных средств и так далее». Таковых, по его сведениям, выявлено по области 39 человек. В частности, «благочинный 7-го округа Сергеев Н. П. (обслуживает 14 церквей и 9 молитвенных домов), рассказал, что у него в благочинии много не соответствующего духовенства. Так, например, Митякин, Орловский, Курсаков и другие систематически пьянствуют и в пьяном виде выполняют службу и требы. В квартире священника Курсакова всегда собираются пьянки, часто бывают скандалы».
Не понятно, какой реакции от уполномоченного ожидал благочинный, поделившись своими кадровыми проблемами, которые, в следствие человеческого и многих других факторов, к большому сожалению, не обошли стороной и церковную среду, – но вряд ли такой, что была отражена в его отчете руководству. «Дисциплина и поведение духовенства положительны для отхода верующих от церкви», – с удовлетворением констатирует уполномоченный (ЦГАОР СССР. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 101. Л. 48).
Случайная ли это фраза рядового чиновника или отражение грядущего смены курса в церковной политике? Вспомним еще раз, что отчеты уполномоченных относятся к средине 1946 года, времени, которое церковный историк, профессор Ольга Васильева охарактеризовала как наиболее благоприятный период, отметив в интервью православному изданию, что «1943–1953 годы – это золотое десятилетие отношений Церкви и государства, как бы парадоксально это ни звучало. Никогда ни до, ни после в ХХ веке таких отношений – взвешенных, понятных обеим сторонам – не было. Государству понятно было участие Церкви в войне, в послевоенной жизни; понятно было, как она воспринимается общественным сознанием».
Почему же этот «церковный ренессанс» к концу 40-х годов идет на спад? Исследователи отмечают комплекс факторов, но наиболее заметную роль в этой истории отводят внешнеполитическому. Крушение в 1948 году надежд Иосифа Сталина на создание «православного Ватикана» не могло не сказаться на подходе к решению религиозного вопроса в правительственных верхах. И это новое настроение передавалось сверху на места – областным руководителям, долгое время под различными предлогами стремящимся сократить число монастырей в своих регионах. К слову, из изученных в рамках наших архивных проектов документов разных лет, в большинстве своем отчетов уполномоченных Совета, напрашивается вывод, что и до этого момента как в правительстве, так и в регионах многие партийцы, открыто не выступая против курса Сталина на установление доброжелательных отношений с Русской Церковью, в душе ее не принимали. Так уж партия их воспитала на заветах Ленина.