Удивляет все-таки синхронность, с которой попадают в руки те или иные тексты. Едва вчера закончила чтение последнего романа Бернхарда Шлинка «Внучка», как сегодня по работе пришлось знакомиться с материалами Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) о злодеяниях немецких оккупантов в СССР и том конкретном ущербе, который был нанесен ими конкретно Русской Православной Церкви. И если бы не шлейф недавно прочитанного, я отнеслась бы к этим архивным документам не более чем как к пыльному историческому факту. Ужасы фашизма? Понятно, были. Страдания верующих? Само собой. И что с того, как говорится? Знаем, слышали много раз. Теперь же, в свете образовавшейся текстуальной взаимосвязи художественного произведения и архивных данных, возникает особая история, месседж, адресованный лично тебе. Им и хотелось бы поделиться.

История вообще такая материя, которая людьми принимается в раскройку только тогда, когда требуется пошить облачение для современности. И если в памяти Всеобщего Судии она предстает единым полотном, то в человеческой — кусками, более или менее пригодными для формирования мировоззрения, самосознания и прочих культурно значимых вещей.

Сейчас, несмотря на сильную культурную замусоренность (здесь полагается горькая усмешка), у нас все-таки имеется бесценное подспорье — открытые архивные факты, которые можно сложить в собственную копилку. И тогда многие сказки, рассказываемые на ночь заинтересованными лицами, так и останутся «сказками Венского леса». К примеру, сказка о том, как продажные русские попы в очередной раз предали народ перед лицом фашизма, а добрые гитлеровцы несли в безбожную советскую Россию знамена со словами «С нами Бог». В это, кстати, верил даже великий русский писатель Иван Шмелев, автор «Лета Господня» и «Путей небесных». Что-то же заставляло его не принимать очевидность!

Цена святынь и попранной веры

Вражеские цели, тем не менее, прояснились с первых же дней войны: разграбить великую советскую державу, уничтожить основную часть ее населения и разрушить национальную культуру. Церковь при этом осознавалась как важнейшая часть духовного наследия народа. Об этом упоминается уже в нотах наркома иностранных дел В. М. Молотова 1941 года, осуждающих и разоблачающих преступления нацистов. В нотах оглашались конкретные факты грабежей и насилия, в том числе против Русской Православной Церкви. «Гитлеровские оккупанты не щадят и религиозного чувства верующей части советского населения. Они сожгли, разграбили, взорвали и осквернили на советской территории сотни церквей, в том числе некоторые неповторимые памятники старинной церковной архитектуры» (ГАРФ. Ф. Р-7445. Оп. 1. Д. 1676. Л. 167 об).

Для учета конкретного ущерба 2 ноября 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР была создана Чрезвычайная государственная комиссия (ЧГК), а в ней — специальный отдел «по учету ущерба, причиненного культурным, научным и лечебным учреждениям, зданиям, оборудованию и утвари религиозных культов». Его сотрудники фиксировали в актах об ущербе случаи грабежа, увоза художественных и религиозных памятников, порчи иконостасов, церковной утвари, икон, прилагая к ним свидетельские показания, инвентарные описи, фотографии. В дальнейшем ущерб оценивался в соответствии с «Ценником на церковную утварь и оборудование», утвержденным митрополитом Киевским и Галицким Николаем 9 августа 1943 года.

Так что же, речь, как всегда, о деньгах? Снова пытаемся реанимировать финансовые претензии к Германии? Нет! Советские чиновники (очевидно ориентируясь на мнение Русской Церкви, высказанное членам «комиссии» митрополитом Николаем (Ярушевичем), не поскупились на описание духовной ценности уничтоженных или похищенных национальных святынь, в связи с чем кратно увеличивали оценки, ссылаясь на моральный ущерб.

«Материальная ответственность побежденного врага, конечно, никогда не восполнит тех разрушений, которые коснулись древнейших исторических храмов и монастырей нашего народа, ибо они уже не могут быть восстановлены. Погибли древние седины нашей национальной культуры, и меньше стало у нас питающих связей с прошлым, — писали сотрудники ЧГК в отчете. — Определяя материальный ущерб, нанесенный фашизмом Русской Православной Церкви в минувшей войне, приходится иметь дело с таким количеством фактов, какое в сжатом отчете можно представить только цифровыми итогами. Эти итоги очень значительны, но они, оставаясь сухими и отвлеченными цифрами, ни в какой степени не выражают страшного смысла скрытых в них преступлений врага. Нужно понять, что эти преступления, порожденные оскудением души и совести преступников, наносят и нам, пострадавшим, какой-то нравственный ущерб, не поддающийся бухгалтерскому учету. Поэтому мы должны рассказать не только о фактах немецких злодеяний, но, главным образом, о том, что эти факты означают для нас» (ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 121. Д. 29. Л. 3–4).

А что, и правда, они означают? Кто по-настоящему понял это по прошествии лет? «Спустя десятилетия пришло время еще раз вернуться к этому <вопросу> и осмыслить те великие нравственные потери, которые вызваны в нас преступным отношением немецко-фашистских захватчиков к вере и ее святыням», — пишет в одной из своих статей начальник отдела информационно-поисковых систем ГАРФ кандидат исторических наук Ольга Копылова. Значит, все-таки не до конца осмыслены.

Еще в Отчете ЧГК о количестве и качестве ущерба, причиненного немцами Русской Православной Церкви в 1941-1945 годы, представленном на Нюрнбергском процессе, есть такие строки: «Почти каждый из разрушенных храмов связан с каким-нибудь историческим воспоминанием. Многие из них были уникальными образцами нашего национального зодчества. Но что самое важное, каждый из разрушенных храмов был тем местом, куда русские люди веками несли свои радости и печали, где верующий человек находил умиротворение тревогам своего сердца, утешался в горе и получал благодатные силы к трудовому или ратному подвигу жизни. Таким образом, враг, разрушая храмы, направлял свои удары в самое святое святых Православной России, преднамеренно разрушая ту древнюю школу русского народа, в которой веками воспитывалась культура его сердца, мужество и стойкость духа и укреплялась вера, доселе сберегающая духовное единство народа. Такова первая статья нашего неоплатного счета германскому народу. В ней сознанию Германии, помимо материального ущерба, предъявляется такая нравственная боль, которая способна пробудить к раскаянию самую преступную совесть. Только такое раскаяние, пожалуй, и могло бы возместить наш нравственный ущерб» (ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 121. Д. 29. Л. 7). Только подумать, какие слова из уст советских чиновников!

Что же, скажут некоторые, все понятно, лес рубят — щепки летят. И тут вы со своей мизерной бухгалтерией! Ущерб Русской Церкви в войне составил в денежном эквиваленте около 3 млрд 800 тыс. рублей в государственных ценах 1941 года — а народному хозяйству Советского Союза в целом 679 млрд! Ну, досталось за компанию. А в целом-то к попам фашисты благоволили, храмы открывали, на особом счету держали, те и продались…

Как же тогда быть с бесчисленными фактами зверств оккупантов, фиксированных в документах по свежим следам? 26 октября 1943 года в Киевско-Флоровском Вознесенском монастыре захватчики размозжили голову всеми почитаемой столетней схимнице Серафиме (Голубенковой), а ее послушнице Александре отрезали нос и выкололи глаза (Записка митрополита Киевского и Галицкого Николая «Киев». — ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 121. Д. 8. Л. 10). Тогда же от побоев умерли игумен Киево-Печерской лавры Иринарх (Кондаркин) и лаврский монах Аркадий.

Священник города Вереи Московской области Андрей Соболев сообщал: «Придя в верейский собор сразу же после изгнания немцев из города, для богослужения, я застал в нем более 30 верующих, расстрелянных немцами. Некоторые тела находились в молитвенном положении. Весь пол соборного храма был залит кровью этих невинных страдальцев за Русскую Православную Церковь. И в алтаре я нашел еще расстрелянных» (ГАРФ. Ф. Р-6991. Оп. 1. Д. 582. Л. 11). Протоиерей г. Калуги Иоанн Соловьев писал в Государственную комиссию о том, что «глубокий старец протоиерей Василий Гречанинов <…> был застрелен немцами во время совершения на могилах городского кладбища панихиды по усопшим» (ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 121. Д. 29. Л. 13). Цитаты можно продолжать и продолжать. И касаются они не только убийств верующих и служителей культа, не просто разграбления, но и намеренного осквернения храмов.

Знать, чтобы любить

Тема национальной вины была и остается чрезвычайно острой в культуре и общественной жизни послевоенной Германии. Об этом свидетельствует в том числе относительно свежий роман в прошлом юриста Бернхарда Шлинка «Внучка» — он вышел в 2021 году. Но реалии, описанные в нем, не позволяют закрыть эту тему. Обществу тяжело и духовно развиваться с таким грузом вины и постоянно стремится сбросить его с себя, воскрешая националистические культы в самых разных формах. Как быть патриотом в таких условиях? Вопрос, если задуматься, животрепещущий не только для Германии.

Для любого патриота важнее всего истина. Об этом вся мысль главного героя романа — Каспара Веттнера, который ведет тихую борьбу за душу своей новоявленной юной родственницы Зигрун, выросшей в среде национал-поселенцев и воспитанной на лжи о якобы не существовавших преступлениях немецкого народа. А в том, что Каспар патриот, сомневаться не приходится, он говорит об этом просто: «Я люблю свою страну, я рад, что говорю на языке этой страны, понимаю живущих в ней людей, что она мне до боли знакома. Мне необязательно гордиться тем, что я немец, мне вполне достаточно того, что я этому рад».

Такого патриотизма вкупе с приверженностью истине в масштабах мировой культуры очень не хватает. К примеру, мать Зигрун «говорит, пусть холокостом занимаются веси (западные немцы — Л. Ш), а у нас и других забот хватает: земля, усадьба, правильная жизнь». Знакомая и в российских реалиях позиция! Дети таких людей уже закономерно, как Зигрун, о немецком чувстве вины рассуждают: «Но почему об этом нужно постоянно напоминать и говорить? Это же неправильно. Другие помалкивают о своих черных делах». «О мелких черных делах можно и забыть, — пытается объяснить ей дед. — Все забывают, и мы тоже — зачем о них помнить и говорить? А вот настоящие злодеяния… Если ты кого-то убил и другие об этом знают, а ты делаешь вид, будто никого не убивал, другие не захотят больше иметь с тобой дело». Его мудрость и любовь в итоге уводят внучку из мира неофашистов.

Если читать хорошую литературу и не гнушаться архивным наследием, истинному патриотизму, без пустой разрушительной гордости и гнетущего чувства вины за преступления предков, можно научиться. «Есть только одна правда, — говорит господин Веттнер своей внучке, когда она упрекает его в том, что он тянет одеяло правды на себя, а ей не оставляет даже кончика, — Она ни моя и ни твоя, она просто есть, и все. Как солнце и луна. И так же, как луна, она видна лишь наполовину. И все же лик ее целен».