Какими они были, православные пастыри послевоенной Украины
После освобождения Украины от фашистской оккупации в 1944 году на территории республики началось заметное духовное оживление, повышенный интерес украинцев, в том числе молодежи, к православной вере и стремление ее возрождать. Однако возвращать к жизни нужно было не только здания порушенных и поруганных церквей и разоренные монастырские хозяйства. Непомерными были живые потери Церкви, являющей собой, как известно, «сообщество людей, верующих во Христа, имеющее свою иерархическую и организационную структуру». Важное место в этой иерархии отведено пастырям – священнослужителям, которым Бог дал право через апостолов Своих совершать святые таинства.
Из отчетов уполномоченных Совета по делам Русской Православной Церкви при Совмине СССР по Украине, открытых в рамках проекта «Церковь верных. Украина. 1940-е», мы получаем некоторые сведения о тех представителях духовенства, кто испытал на себе гонения еще в мирное время, выжил при нашествии врагов, не поддался соблазнам (или раскаялся в заблуждениях), а также влившихся в ряды служителей Господа лишь после освобождения УССР от немецко-фашистских захватчиков.
Духовные лица без стажа служения в большинстве
Уполномоченные по областям Украины представляют в адрес республиканского руководства статистические данные о своем духовенстве за I квартал 1946 года. Обратимся для примера к сведениям по Харьковской и Винницкой областям (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 99. Л. 12–34).
По Харьковской области цифры таковы: в действующих церквях служат 213 священника и 24 диакона при численности населения в 1944 году 1 668 300 человек. В Винницкой – 421 священник и 13 диаконов при численности населения 1 666 500 человек. Чем объяснить, что при практически одинаковой населенности регионов священнослужителей в Винницкой области в два раза больше, чем в Харьковской? Возможно, тем, что харьковщина – промышленная зона с преобладанием городского населения, а виннитчина – регион сельскохозяйственный, где население традиционно более религиозно. Или же сказалась географическая близость первой области к православному центру, а второй – к католическому Западу? Однозначно ответить сложно.
Винницкий уполномоченный отмечает, что практически все совершающие богослужения священники прошли регистрацию, и только пять не зарегистрированы. Из общего числа пастырей стаж церковного служения менее года имеют 79 (19%), хотя по возрасту преобладают лица, старшие сорока лет – 416 человек (98 %). Таким образом, многие батюшки этого периода начинали свой путь служения Богу будучи зрелыми людьми, вышедшими из других профессий и сфер деятельности.
Из полученных по Винницкой области сведений также известно, что образованием батюшки послевоенной Украины не блещут: специальное богословское имеют лишь 117 человек (28 %), из них высшее – только 2, а основная масса, 256 человек (60 %), если данные уполномоченного точны, и общего среднего образования не имеет. Практически все священнослужители региона во время Великой Отечественной войны находились на оккупированной территории, трое участвовали в войне, а двое бежали с немцами и возвратились. Последние, что удивительно, продолжили служить на прежних местах, значит к ним не применялись карательные меры.
Уполномоченный обращает внимание на то, что большая часть духовенства начала свое служение во время немецкой оккупации. Это неудивительно: из прежних публикаций проекта мы знаем, что, как и во многих других республиках и регионах СССР, действующих церквей и молитвенных домов на территории Винницкой области до прихода немцев не было вообще. Молитвенная жизнь вернулась в некоторые храмы с разрешения оккупантов, пытающихся таким непротивлением чаяниям верующих настроить украинцев против богоборческой советской власти.
«Преимущественно в духовенство шли люди, которые окончили старые школы – это та категория людей, которая в свое время из духовенства перешла на гражданскую работу и когда представилась возможность, поспешила возвратиться к священнослужению, – сообщает уполномоченный. – Но имеется духовенство, которое окончило наши советские ВУЗы».
Так, 30 мая 1946 года во диаконы был рукоположен гражданин Турондон, 1915 года рождения, приводит пример чиновник. Новоиспеченный пастырь окончил Ленинградский планово-экономический институт. Работал до года инженером в Сталинграде. В 1941 ушел добровольцем на службу в армии, окончил Пехотное училище и демобилизовался в чине старшего лейтенанта в 1946 году. На вопрос, что повлияло на выбор священнического служения, ответил: «Преемственность, мой отец был все время священником, и я решил быть тоже».
В завершение своего отчета представитель Винницкой области замечает, что численность «как религиозных приходов, так и духовенства уменьшается, но это уменьшение идет очень медленно» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 101. Л. 127). По всему тону отчета видно, что первое замечание вызывает у чиновника удовлетворение, второе – сожаление.
Возможно, то, что уполномоченный пытался выдать за тенденцию к сокращению церковнослужителей, являлось лишь объективным отражением сложившейся после долгих лет гонений на веру и военного времени картины. Численный ресурс православных церковнослужителей в первый послевоенный год действительно был минимален, если, конечно, не сравнивать с другими территориями СССР, где духовное возрождение шло еще значительно более медленными темпами, чем на Украине.
Вот какова сводная статистика по Украине, в которую уполномоченный Совета по УССР Павел Ходченко обобщил неполные (не по всем областям были присланы отчеты за I квартал 1946 года) сведения своих подчиненных. По всей Украине числились 15 епископов, 5098 священников и 386 диаконов. Богословское образование из них имели всего 1175 человек (21 %). Церквей и молитвенных домов зарегистрировано 6233. В Дрогобычской, Львовской и Станиславской областях кроме того числились 1753 бывших униатских церквей.
Из этих цифр видно, что в Православной Церкви недавно освобожденной от немцев Украины наблюдался значительный кадровый голод. Очевидно, это и способствовало, появлению на приходах некоторых священников, не обладающих необходимыми для выполнения их ответственной миссии моральными качествами, и просто случайных людей (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 99. Л. 82).
За что давалась положительная характеристика пастыря
Составляя на пастырей характеристики, чиновники, очевидно, следуют полученной инструкции с заданным шаблонов критериев. Наиважнейший из них – участие в войне против фашизма (непосредственное участие или содействие) и занимаемая по ее окончании гражданская позиция.
К примеру, в Харьковской области «…священников и диаконов, принимавших активное участие на фронтах Отечественной войны или в партизанских отрядах и получивших награды, нет», сообщает уполномоченный. Однако здесь упоминается о священнике Николаевской церкви поселка Ново-Украинка Близнецовского района Михаиле Жамойтине, который хоть и не воевал, но подвергался репрессиям немецких оккупантов: 27 дней находился под арестом, был неоднократно избиваем как «большевик и партизан». Еще пример: «Священник Жамойтин имеет на руках письма от воинов Красной Армии. Это «благодарность за то, что он спасал их у себя от немцев, рискуя своей жизнью. Наград не имеет».
Положительной характеристики советских органов удостаивались священники, со всей серьезностью подошедшие к делу патриотической агитации, которую, как известно, пастыри послевоенного времени нередко проводили с церковного амвона после проведенных богослужений. Так появился новый «жанр» церковно-ораторского искусства – патриотические проповеди.
Поощрялось Советом по делам Церкви и привлечение священником его паствы к сельхозработам, а также личное участие в них:
«Священник Есипов, 66 лет, село Будёновка… выступает с патриотическими проповедями, столярничает в колхозе и, по слухам, продолжает быть даже членом колхоза».
Но главным в деле патриотической агитации, как следует из документов, был ее материальный результат, полученный путем сбора денежных средств для нужд государства.
Преуспел в этом деле, например, епископ Харьковский Стефан, прилагающий, по признанию областного уполномоченного Совета, все усилия в деле построения добрых отношений со светскими властями:
«...вообще он положительно относится и сам проявляет инициативу и участие в патриотической церковной деятельности. Периодически он обращается к духовенству епархии с посланиями церковно-патриотического характера, чтобы священники провели церковные службы с патриотическими призывами к верующим и усилили сбор средств на патриотические цели. Периодически сам епископ, проводя церковные службы, выступает с проповедями. Интересуется, не отстаёт ли Харьковская епархия по сбору средств на патриотические цели от других епархий. Сам подписался на заем на 30.000 рублей и содействовал подписке на заем среди духовенства».
А это считалось предосудительным
Заслуг и усердия пастырей в других направлениях, даже если это и составляет суть их служения, для положительной оценки советских органов явно недостаточно. Напротив, даже в вину священникам нередко ставятся добросовестное выполнение их прямых обязанностей, попытки отстоять свои права или хотя бы получить разъяснения по ним. Из архивов узнаем о характерном эпизоде из практики харьковского уполномоченного: «Священник посёлка Южный Владиков сообщил мне в виде жалобы и претензии, как о чём-то недопустимом, что в детском санатории этого посёлка среди детей ведётся антирелигиозная пропаганда и воспитатели советуют детям не носить крестиков. Моё разъяснение, что Конституция СССР предоставляет право свободного отправления культов и ведения антирелигиозного воспитания и пропаганды и что школа, как государственное учреждение, отделена от церкви, Владиков принял с сомнением». Видимо, батюшке действительно трудно было понять, почему государство и Церковь находятся в столь неравном положении: антирелигиозную пропаганду среди несовершеннолетних вести разрешается, а религиозную – нет.
Другой пример, который в наше время, когда Церковь свободно и открыто заявляет о себе, кажется курьезным. Естественное стремление настоятелей к праздникам украшать храмы и организовывать хоры расцениваются харьковским уполномоченным как стремление «усилить влияние церкви и привлечь население к исполнению религиозных обрядов».
Чиновник критикует духовенство за непомерную цену исполняемых треб, даже применяет термин «вымогательство», но о бесплатном совершении венчания малоимущей пары отзывается негативно:
«Священник Лубенский … в своём приходе проводил венчание с оплатой церковного хора и других расходов за счёт средств общины, по причине якобы бедности жениха и невесты. На самом деле это, наверно, проводилось с целью усилить влияние церкви и привлечь население к исполнению религиозных обрядов. Такие случаи были и в других приходах».
Подробно, акцентируя на этом внимание, уполномоченные описывают недостатки и нарушения в среде священства – корыстолюбие, пьянство и разврат, бесконтрольное расходование церковных средств. Как недостаток, сравнимый с воровством и пьянством, отмечается игнорирование ими патриотической работы:
«Священник Трофимовский из села Лютовка Харьковской области …57 лет, плохо окончив духовное училище, в свое время был лишен права перехода в семинарию, лет 7 был диаконом, священником стал с 1942 года исключительно в целях наживы, патриотической деятельности противится» (Ф. 6991. Оп. 1. Д. 99. Л. 1–29).
Недовольство уполномоченных вызывает мягкое наказание (как правило, перевод на другой приход) архиереями скомпрометировавших себя священников. А что им (высшему духовенству) было делать? Где найти замену при таком дефиците кадров? Из приведенных выше цифр выходит, что в той же Винницкой области на два дома молитвы приходится один священник.
Но вряд ли в истории найдутся примеры, когда восстановление разрушенного было легким. Да, трудно шло духовное возрождение после многих лет забвения, гонений уничтожения Церкви. Однако православие на послевоенной Украине заявляло о себе с новой силой. Чтобы совсем скоро, во время очередной приближающейся антирелигиозной кампании, встретить новые испытания.